Меч над пропастью - Страница 40

Ударил барабан, и две резервные сотни неспешно зарысили к укреплению. Взметнулись веревки с крюками, заскрежетали о камень, самые нетерпеливые поднялись на спины яххов и, найдя щели в грубой кладке, быстро поползли по наклонной стене. Одолев преграду в четыре человеческих роста, они прыгали вниз и, орудуя ножами и топорами, пробивались к воротам. Бревна, подпиравшие створки, рухнули, калеча вцепившихся в них защитников, сдвинулся в медных пазах тяжелый запорный брус, заскрипели петли, и дикая орда ворвалась в оазис.

Скакуны проложили дорогу сквозь толпу, сбивая с ног, топча и протыкая рогами не успевших увернуться. Вздымались и опускались топоры в руках всадников, свистели камни, брызгала кровь, стон и крик неслись над полями дигги, порождая эхо среди скал. Был белый полдень, светила обдавали жаром землю и воду, над канавами поднимался влажный туман, воняло потом, мочой и растерзанной плотью. Желто-серое небо висело так низко, что, казалось, пики Поднебесного Хребта больше не подпирают его, а, проткнув мутную пелену, тянутся к огромному красному Уанну и белому раскаленному Ауккату. Небо падало на землю, падало столько раз, сколько отлетело во тьму небытия человеческих жизней.

Передовой отряд, рассеяв толпу, мчался к застывшей на нижней террасе дружине владетеля. Вернее, к ее остаткам; половина оружных воинов полегла от камнепада на стене, и те, которых вел к воротам вождь, стояли в нерешительности, соображая: то ли драться, то ли бежать обратно к башням, затворить двери и метать с высоты копья и дротики.

Но яххи двигались быстрее, чем мысли в головах дружинников. Первый рогатый скакун взобрался по косогору, пал, пронзенный копьями, и засучил ногами в кровавой луже. Его всаднику меч вошел в живот, но за ним лезли другие шас-га, напирали на щиты и копья, били по шлемам со спин скакунов, ловили петлей на шесте оборонявшихся и, поймав, волочили по земле, будто растаскивая кучу хвороста. В этом коротком свирепом бою Мечущие Камни впервые отдали кровь за кровь, жизнь за жизнь: одиннадцать из них погибли под мечами и секирами, трое были ранены, ибо враги, зная, что бежать некуда, дрались с упорством загнанных в ловушку крыс. Шас-га, разъярившись, прикончили воинов, зарезав даже предводителя, которого полагалось пленить и привезти Брату Двух Солнц для допроса.

Меж тем в ворота уже тянулись последние группы шас-га, за ними въезжали повозки, и это было знаком, что впереди тяжелый труд. Захватить оазис и перебить дружинников – самое легкое дело, но теперь предстояли главные хлопоты: обыскать деревни, согнать скот и пленных, забить тех, кто не мог идти, нагрузить телеги мясом и плодами, собранным оружием, шкурами, тканями – всем, что найдется в башнях вождя и хижинах бывших его рабов. Кроме того, укрыть колодцы со сладкой водой, разбить ворота и разрушить стену в трех-четырех местах, дабы сосед из другого оазиса не вздумал за ней укрепиться. Большей частью эти работы выполнялись пленными, но среди них надо было отобрать знавших торговый жаргон, пути к побережью, места разлива вод, пещеры и ущелья, в которых можно укрыться от песчаной бури.

Держатель Шеста , начальствующий над отрядом, велел построить пленных, осмотреть их и найти говоривших на жаргоне. Этим занялись двое Стоящих у Стены со своими воинами; раненых и слишком юных рубили на месте и тащили трупы к телегам, откликавшихся понятными словами выводили из строя и гнали к Закрывающему Полог, который их допрашивал. Закрывающий был битсу-акком и привык запоминать Долгие Песни из множества строф; и сейчас, слушая пленников, он тоже сочинял Долгую Песнь, которую пропоет великому вождю. Песнь о дороге на восток, о владениях, что встретятся по пути, о людях, что их населяют, о повелителях Очагов и их дружинах. Слово за словом откладывалось в памяти битсу-акка; неразговорчивых пленников жгли головней, слишком болтливых резали, и так, капля за каплей, наполнялся сосуд с известиями для вождя.

Когда управились с работой, красный полдень давно миновал. По дороге уже тянулись к лагерю груженые возы, скот и толпы пленников, догорали хижины в деревнях, воины пекли над огнем тела убитых и торопливо насыщались. Еще с жадностью пили воду – здесь она была приятнее, чем в местах обитания Мечущих Камни.

Прошло недолгое время, и последний десяток шас-га покинул оазис. Его поля и пастбища были затянуты дымом, над вытоптанной землей гулял ветер, края канав осыпались, перекрыли ток воды, речка разлилась и впервые за много десятилетий дотянулась до пустыни. Где и умерла, поглощенная песками.

Глава 9. Киит

Если не можешь сражаться, беги и прячься.
Хочешь надежно спрятаться – прячься
на корабле и плыви туда, где море шире.
Пословица народа туфан

Инанту Тулунов летел к восточному побережью на гравипланере. Эта машина была поменьше самого крохотного из флаеров: два прозрачных крыла, двигатель величиной с кулак, небольшое сиденье, приборная панель и силовая защита. При таких малых размерах планер успешно маскировался не тучами и облаками, а клочком сизой дымки, едва заметной в желто-серых небесах, что являлось полезным свойством – в тех краях, куда направлялся Инанту, тучу и облако могли принять за чудо. Вблизи Киита, самого южного из городов туфан, пустыня подступала к берегу, и дувший с юга ветер гнал морские испарения до Поднебесного Хребта, не позволяя им пролиться ливнем.

С гигантского горного склона Инанту скатился словно на санях по снегу, завис над дорогой, пролегавшей у подножия хребта, и повернул на восток. Летел он невысоко, метрах в двухстах над землей, и мог сколько угодно разглядывать Великую Южную Пустыню, безлюдный тракт и оазисы Кьолла. Те, что были ближе к лагерю кочевников, спешно готовились к обороне: сотни мужчин и женщин таскали камни, укрепляли ворота и стены, несли к ним вязанки копий и стрел, в кузницах гремели молоты, а у баронских замков дружинники натаскивали поселян в боевых искусствах. На скалах и высоких террасах курился дым над жертвенными кострами, и там Инанту замечал фигурки жрецов, кружившихся в танце и тянувших хриплыми голосами священные песнопения. Похоже, жрецы молились всем, кто мог спасти и защитить: Камме, Богине Песков, Таррахиши, Богу Воды и, разумеется верховной троице – Баахе с его солнечными потомками Уанном и Ауккатом.