Получалось, что Дхот прошел сквозь Спящую Воду и тут же очутился по южную сторону Хребта. Как? С помощью телепортации? «Почти забытое понятие, но феномен знакомый, – подумал Тревельян. – В нынешнюю просвещенную эпоху его называют переходом через Лимб или проколом континуума, и это базовый принцип межзвездной транспортировки. Разгонная шахта длиной в километр, кольца гравидвижков, генераторы и криогенный мозг, способный рассчитать точки входа и выхода из Лимба… Все вместе – контурный привод , который есть на любом корабле – теорию смотри в трудах по нелинейной динамике, двадцать второе столетие… Кстати, как доказано в этих трудах, феномен прокола реализуется у черных дыр, но Пекло хоть и дыра, однако не той физической природы. Пекло – планета, мир с ничтожной гравитацией, здесь естественный прокол – нелепость!
Значит, установка? Чья?»
Внезапно Ивар ощутил холодок в спине и дрожь под сердцем. Это было не признаком страха, но ожиданием неких чудес, таившихся среди гор и ущелий, предчувствием невероятного; если бы он знал дорогу, то ринулся вперед со всей возможной скоростью. Он запрокинул голову, потом осмотрел свой маленький караван. Небо над краем плато изменяло цвет, оповещая о восходе красного солнца, и тени, падавшие на равнину от скал, уже начали заметно раздваиваться. Белая тучка, скрывавшая флаер, послушно плыла за караваном, переговаривались воины, скрипели колеса телеги, покрикивала на животных женщина-возница, звенели бубенцы на рогах скакунов, Птис, задремав, уткнулся в шею яхха, что-то бормотал под нос Тентачи. Медленно, неторопливо, они приближались к тому, что было чудом и для примитивных обитателей Раваны, и для пришельца со звезд. «Ибо есть пришельцы и Пришельцы», – подумал Ивар.
Желание потолковать с Дхотом о Спящей Воде исчезло. Бессмысленная затея! Если там, в пещере, хранится некий артефакт, созданная кем-то установка, как шас-га ее опишет, что о ней расскажет? Ничего такого, что Тревельян не смог бы сам вообразить, но эти домыслы, как и рассказы Дхота, будут, скорее всего, ошибкой. Ивар знал, что в обитаемых мирах и на орбитальных станциях нет устройств, подобных контурному приводу. Значит, он столкнулся с чем-то небывалым, очень древним, спрятанным в недрах земли от досужего взгляда… О такой вещи нельзя судить по словам дикаря.
Дхот почтительно коснулся его локтя.
– Здесь, ппаа Айла. Здесь жили Те, Кто Прыгает По Камням. Мой Шест.
Ущелье было не шире прочих – пять-шесть повозок могли проехать в ряд. На скальной стене – изображение яхха, грубый рисунок, выбитый совсем недавно – должно быть, опознавательный знак. Дно ущелья утоптано и укатано, кое-где видны следы колес. Кругом – ни травинки, ни кустика; голая земля, с которой убраны камни. Чьи-то руки сложили их по обочинам, у подножий утесов.
Тут прошла армия, подумал Тревельян и махнул рукой.
– Поворачиваем! Сюда!
Они с Дхотом свернули в ущелье. Наклонившись к шее скакуна, Ивар прошептал: «Снимай! Все нужно зафиксировать». В ответ раздался звон бубенцов.
Дорога была ровной, не поднималась, не опускалась и на протяжении двух километров шла довольно прямо. Стены ущелья казались более высокими, чем при взгляде с равнины; в них темнели отверстия пещер, иногда встречалась трещина с рваными краями или следы обвала – пологий склон, усыпанный щебнем и более крупными обломками. Но в середине ущелья камни почти не попадались – путь явно расчистили, сделав его удобным для всадников и телег. Следы, оставленные войском, были заметны повсюду: старые рваные бурдюки, поломанные корзины, засохший помет яххов, обрывки веревок, сплетенных из травы, и множество костей – в основном, человечьих. Дхот не обращал на них внимания – должно быть, эти скелеты и черепа не являлись останками его соплеменников.
– Здесь росли деревья и трава, – буркнул проводник, озираясь. – Ничего нет. Сожрали Шест, сожрали траву… Отродья Каммы! Чтоб опустели ваши котлы! Чтоб передохли ваши самки! Чтоб…
Он еще шептал проклятия, когда дорога вильнула, огибая утес с раздвоенной вершиной. Место казалось обитаемым, по крайней мере в прошлом: по склону утеса шла широкая тропа, выходившая к отверстиям пещер, а внизу темнели угли старых кострищ, стояла печь для выплавки меди и громоздилась изрядная куча мусора, кости, клочья шкур и кожи, обломки кремня, мелкие ветви и прутья – все, что накапливается годами у человеческого жилья. Поодаль виднелась полуразрушенная стена, сложенная из крупных камней, – видимо, там держали яххов.
– Мой Шест, – угрюмо молвил Дхот-Тампа.
– Здесь есть вода? – поинтересовался Тревельян.
– Источник в пещере. Мало воды, но нам и яххам хватало. Когда не хватало, резали лишних самок и щенков.
Дхот произнес это спокойно, будто речь шла о обыденном деле. Губы Тревельяна сжались. Сглотнув застрявший в горле ком, он напомнил себе, что Дхот, в сущности, ничем не отличается от Киречи-Бу, Кадранги, Птиса и прочих бывших и нынешних его спутников. То есть разница, конечно, имелась, но не на уровне гастрономических пристрастий.
Караван обогнул скалу. За ней ущелье сужалось, его стены выглядели более крутыми и обрывистыми, и на них, на недоступной высоте, прилепились мелкие кустики таша. Стало мрачнее и темнее; вершины утесов стиснули полоску желтовато-серого неба, и чудилось, что они вот-вот сомкнутся, окончательно отрезав свет. Разговоры за спиной Тревельяна смолкли. Теперь слышались только звон колокольцев, скрип тележных колес да шорох поступи яххов. Внезапно Тентачи ударил в свой барабан и завопил пронзительным голосом: