– Откуда ты знаешь?
– Я вижу, боги и духи по-прежнему с тобой не говорят, – презрительно бросил Тревельян. – Иначе ты знал бы тоже.
В глотке Серого Трубача опять захрипело, забулькало – похоже, перепалка колдунов его забавляла. Отсмеявшись, он вытянул длинную руку к одному из вождей.
– Ты, Ду-Аш! Ты и твои Люди Песка зароете мертвых! Жаль, что столько мяса пропадет, зато Камма будет довольна. – Он снял свою рогатую тиару, почесался и водрузил убор на место. – Ка-Турх, пусть ставят мой шатер. Мы пробудем здесь день или два.
– Как повелишь, владыка! – отозвался старший стражи.
Он гаркнул на телохранителей, и те заметались, разгружая возы с шатром. Опоры Очага, получив приказы и взгромоздившись на скакунов, поехали к своим отрядам. Сытые певцы куда-то исчезли, и лишь Сувига, мрачно посматривая на Ивара, не уходил – должно быть, надеялся, что вождь одарит его особым знаком милости. Но от свиней остались кости и рога, мясо кончилось, а с ним и благоволение владыки. Он поглядел на старого ппаа, потом – на Тревельяна, и зевнул. Раскрылась огромная пасть, сверкнули зубы, и под лучами заходившего Асура зажглись алые точки в глазах.
– Останься, Айла.
Вождь повернулся спиной к Сувиге и зашагал к шатру, растущему прямо на глазах. Тревельян шел следом.
– В войске есть замыслившие злое, – внезапно произнес Серый Трубач. – Один осмелился напасть. Помет хромого яхха! Я выдавил ему глаза и сломал хребет.
Тревельян вздрогнул. Дхот, Дхот!.. Где ты сейчас, Дхот?.. Лежишь в песках, и твое мертвое тело терзают крысы и ящерицы… Дхот-Тампа, слишком торопливый мститель…
Сделав знак сожаления, он промолвил:
– Это случилось вчера, повелитель. Помет хромого яхха, о котором ты говоришь, – он из Живущих В Ущельях. Последний в их Очаге.
– Ты знал? Откуда?
– Камма сказала. Ей ведомо все, что было и будет в пустыне.
Вождь поднял руку, и его пальцы легли на горло Тревельяна. Ногти у шас-га были когтистыми, острыми; они прокололи кожу, и по шее заструилась кровь.
– Ты знал и не сказал!
– Мог ли я лишить тебя радости, владыка? Ты жив, а умышлявший злое мертв… Ты его убил. Ты выдавил ему глаза и сломал хребет… Что дороже радости победы?
Хватка Трубача ослабла.
– Об этом Камма тоже сказала?
– Да, Великий Вождь. В том, что случилось, не было для тебя опасности.
– Хурр! – Он опустил руку и уставился в лицо Тревельяна, о чем-то размышляя. Потом сказал: – Ты прав, Айла. Сегодня мы убили многих, и моя радость велика. Вчера я убил одного, но радость была еще больше.
– Боги послали тебе две победы и пошлют еще, – пообещал Тревельян. – Ты будешь побеждать, а потом уйдешь на равнины, где много травы и воды, и Бааха сделает тебя их повелителем. Навечно!
– Но пока я еще не ушел, я еще здесь, и могу содрать шкуру с любого, даже с ппаа Белых Плащей. – Вождь ткнул Ивара в грудь. – Этого не случится, Айла, если ты поговоришь с Баахой. Тот, кто напал на меня… Я хочу знать, был ли он один или есть другие, что замышляют зло. Бааха скажет тебе их имена и подарит мне новую радость. Я разрежу им животы и пущу туда крыс… или велю закопать их с мертвецами… или вырву им печень… Иди, Айла! У тебя много времени. Придешь в мой шатер на рассвете.
– Ночью светлый бог спит, – осторожно произнес Тревельян.
– Тогда спроси у Каммы, у Потики или Гхарра. Ты лучше знаешь, у кого спросить!
– Слушаю твой зов, великий вождь. Я спрошу.
Прыгнув на спину скакуна, Тревельян направился к воротам, а оттуда – в обоз, к своим оголодавшим спутникам. Красное солнце село, погасли багровые зарницы, в небе зажглись редкие звезды, в стане шас-га, что раскинулся на дороге и в землях оазиса, вспыхнули костры и факелы. На стенах и башнях замка тоже виднелась россыпь алых точек – защитники твердыни не спали, готовились к грядущей битве и неминуемой гибели. Ветер, дувший с юга, стих, и необозримое пустынное пространство лежало перед Тревельяном, словно мгновенный снимок морской поверхности: застывшие волны барханов и темные провалы между ними.
После трапезы все, кроме Тентачи, улеглись спать. Битсу-акк сидел, не смыкая глаз, робко поглядывал на Ивара; барабан чуть слышно рокотал под его пальцами.
– Что не спишь? – спросил Тревельян.
– Думаю, хозяин. В прошедшие дни я видел так много… Схватку с казза, Спящую Воду, лагерь огромного воинства и битву… Много, много! – Певец растопырил пальцы, поглядел на них и сказал: – Хватит на десять Долгих Песен! Конечно, если я смогу их сложить.
– Это будут песни о сражениях и смерти?
– Нет, великий ппаа, нет. О сражениях поют все битсу-акки, это привычно, как… как… – Тентачи огляделся, – как повозка, или яхх, или шатер. Я бы спел о чудесном, о Духе Ветра, что явился нам по ту сторону гор и избавил от казза, о подземелье, где мерцает Спящая Вода, и о знамении Баахи. Но сначала я должен сложить песню о тех местах, куда мы уйдем из этого мира. Ты обещал рассказать, хозяин… – Он с надеждой уставился на Ивара. – Те равнины с водой и травой… Что еще там есть?
– Есть горы, – молвил Тревельян, – есть реки и леса, есть водопады и ручьи. Это хорошее место, Тентачи. Когда придет твой срок отправиться в эти края, ты не должен бояться.
– Не буду. – Певец кивнул. – Но расскажи еще, великий ппаа! Реки, горы, ручьи… Какие они? Я хочу их увидеть… не глазами, а здесь! – Он коснулся лба.
– Вообще-то у меня есть дело, – произнес Тревельян. – По велению вождя мне нужно потолковать с духами, и для этого я удалюсь на всю ночь в пустыню. Но раз ты просишь… Слушай!
Широкая река текла на юг,
Нигде не изгибаясь; под лесной
Горой она скрывалась в глубине
Скалистых недр. Всевышний водрузил
Ту гору над рекою, чтоб земля
Вбирала жадно влагу, чтоб вода
По жилам почвы подымалась вверх
И, вырвавшись наружу, ключевой
Струей, дробясь на множество ручьев,
Обильно орошала Райский сад,
Потом, соединясь в один поток,
С откоса водопадом низвергалась
Реке навстречу, вынырнувшей вновь…